< 1 >
Людское
Людское
Жил-был Емеля, что не знавал черт людских, кроме жестокости и безволия.
Засыпал он под звуки машин воздушных, просыпался от звуков машин бездушных. Стизя его на блюдце была похожа, где яблочком наливным перекатывался он то на один бок, то на другой по орбите жизни своей круговой.
Засыпал он под звуки машин воздушных, просыпался от звуков машин бездушных. Стизя его на блюдце была похожа, где яблочком наливным перекатывался он то на один бок, то на другой по орбите жизни своей круговой.
Но однажды позвала бабка-невольница к себе яблочко и говорит:
— Мол, Емеля, отправляйся на площадь, что знаменита своими песнями задорными да людьми славными. Ты дурачок по матери грешной. Авось, смысл найдёшь, народ забавлять будешь и душу мою грешную оставишь на покой заслуженный.
— Мол, Емеля, отправляйся на площадь, что знаменита своими песнями задорными да людьми славными. Ты дурачок по матери грешной. Авось, смысл найдёшь, народ забавлять будешь и душу мою грешную оставишь на покой заслуженный.
Но настал вдруг пик его веселья. На радостях от жизни прекрасной, по заветам детского писателя, выкопал он котлован с аршин ростом. Лёг в него, глаза закрыл — тишина, глаза открыл — пустота. Лишь две птицы виднелись ему в безмолвном небе.
Вторая птица была большая и красная. Она, словно солнце, сгорала. Секунду-другую — и она вмиг упала на Емелю, чем подожгла его одежду шутовскую. В минуты сгорания Емеля не переставал любоваться красотой неба со звездою-невеличкой во главе.
Время прошло, и от страхов людских, пороков заморских и черни суетной осталось от Емели лишь глупое слово, что пророчило всем, в котлован попавшим, лишь странное чувство отрады душевной — будто не зря был Емеля, не зря было слово, произнесённое бабкой суровой в минуту пика людского порока.
Не было спеси в Емеле в тот миг, как и не было причин оставаться более в том свете. За горами, за лесами, за дремучими скотами отыскал он площадь заветную — люди потоком вслаивались в неё и растворялись без оглядки. За ними последовал и Емеля. В тесноте и страхе пробыл он там без малого тысячу дней, а то и больше. Народ плясал и хохотал, а Емеля забавлял и уставал.
Первая птичкой-невеличкой прозвалась. Когда Емеля веки сомкнул, она собрала весь народ здешний под крыло своё малое. Дабы не нагружать сердечко своё быстро бьющееся, тела испарила, а души малодушные укрыла. Посмотрела на Емелю секунду-другую и растворилась в небе, став звездою далёкою.
< 2 >
Веретено
Веретено
Трое друзей решились пройти собеседование на кафедру прикладной философии. Среди них была девушка — местная заводила разговоров в быту. В тот день они собрались в арендованной квартире, где время, казалось, застыло еще в эпохе Советов. Дело шло к вечеру.
Каждый занимался чем-то своим, пока солнце не зашло, и кухня не сменила цвет естественный на цвет лампы. Как только это произошло, они притихли за столом, словно кто-то невидимый дал команду. После непродолжительного молчания первый из друзей негромко заговорил, резко перестав раздражительно барабанить пальцами по краю стола.
В его словах не было ни экспрессии, ни глубины. Лишь отчаянный звук искренности бурлил без стыда. Второй, поглядывая на собеседника, почесал голову, затем налил в стакан не по росту остатки коньяка, случайно обнаруженного в морозилке.
Девушка машинально взяла его и выпила до дна. Ей не терпелось вставить свое слово. Никто из них не хотел продолжения этого разговора, но уничижительная шутка, опрокинутая в воздух нервным женским голосом, дала ход.
Лишь обрывками было слышно их диалог:
— Вещи великие творятся на Земле, бесспорно. Но мы-то с вами не стволы, а листья.
— Время пройдёт, и всё забудется. Однако наше время — ценность выше любой идеи.
— Ориентиром должно стать наше нутро, из которого наружу рвутся мечты.
— Нельзя так серьёзно относиться к своей судьбе. Плывите по течению, и вам воздастся.
Таков был мотив их разговора. Голоса сливались в унисон, хотя глаголили они о разном. Казалось, что мысли скачут из стороны в сторону как ошарашенные блохи по задубевшей дворняге.
Каждый занимался чем-то своим, пока солнце не зашло, и кухня не сменила цвет естественный на цвет лампы. Как только это произошло, они притихли за столом, словно кто-то невидимый дал команду. После непродолжительного молчания первый из друзей негромко заговорил, резко перестав раздражительно барабанить пальцами по краю стола.
В его словах не было ни экспрессии, ни глубины. Лишь отчаянный звук искренности бурлил без стыда. Второй, поглядывая на собеседника, почесал голову, затем налил в стакан не по росту остатки коньяка, случайно обнаруженного в морозилке.
Девушка машинально взяла его и выпила до дна. Ей не терпелось вставить свое слово. Никто из них не хотел продолжения этого разговора, но уничижительная шутка, опрокинутая в воздух нервным женским голосом, дала ход.
Лишь обрывками было слышно их диалог:
— Вещи великие творятся на Земле, бесспорно. Но мы-то с вами не стволы, а листья.
— Время пройдёт, и всё забудется. Однако наше время — ценность выше любой идеи.
— Ориентиром должно стать наше нутро, из которого наружу рвутся мечты.
— Нельзя так серьёзно относиться к своей судьбе. Плывите по течению, и вам воздастся.
Таков был мотив их разговора. Голоса сливались в унисон, хотя глаголили они о разном. Казалось, что мысли скачут из стороны в сторону как ошарашенные блохи по задубевшей дворняге.
Время шло к ночи. Собеседование было назначено на самый конец рабочего дня. Гул на кухне лишь изредка замолкал, когда на столе кончалось питьё или невесть какая закуска. Благо в закромах кухни ещё оставались сюрпризы для светских пьяниц: то закрутка солёных огурцов, то засохший кусок сыра.
Люди в соседних окнах с переменным успехом пытались уснуть, а свет в их комнатах понемногу сходил на нет, пока внутри образовавшегося колодца, стенами которого был белёсый фасад многоквартирного дома, не наступила кромешная темнота.
Тут вдруг раздался глухой стук — это первый неловко задел локтем пустую бутылку. Второй, которого только что накрыла волна непонятной
тревоги, встрепенулся и бросил своё возмущение в бездну:
— Я говорю тебе — ты не прав. Мой выбор пал на друзей, любовь, надежду, в конце концов. Всё это не может оказаться пустым, — он пристально смотрел на нее, будто искал в лице ответ на собственные сомнения.
— Это всё, конечно, хорошо, но сейчас ты вот сидишь передо мной, и я вижу ровным счётом ни-че-го!
— А где Петя? — Эта фраза повисла в воздухе. Выражение удивления скользнуло по лицам остальных. Никто не знал ответ на вопрос. Пети никогда не было в их круге общения.
— Ты о ком вообще?
— Да как же вы не понимаете? Каждый раз, когда я иду к тебе, встречаю Петю. Он дворником работает. Постоянно бычки подметает за тобой и ругается по-взрослому. Я обещала тебя вразумить, да забыла опять на неделю. Вот, а сейчас вспомнила почему-то о нём.
— А какое это имеет отношение к разговору? Я, к слову, ещё не закончил свою мысль, — Второй недовольно покачал головой. Она резко встала, чуть не опрокинув стул.
— Тогда я спать! — хлопка двери не последовало, зато на столе оказался её телефон, забытый в спешке.
Мужчины переглянулись:
— Чего это она так взбесилась?
Первый, нахмурившись, посмотрел в след уходящей.
— Да кто их поймёт. Ещё по одной?
Люди в соседних окнах с переменным успехом пытались уснуть, а свет в их комнатах понемногу сходил на нет, пока внутри образовавшегося колодца, стенами которого был белёсый фасад многоквартирного дома, не наступила кромешная темнота.
Тут вдруг раздался глухой стук — это первый неловко задел локтем пустую бутылку. Второй, которого только что накрыла волна непонятной
тревоги, встрепенулся и бросил своё возмущение в бездну:
— Я говорю тебе — ты не прав. Мой выбор пал на друзей, любовь, надежду, в конце концов. Всё это не может оказаться пустым, — он пристально смотрел на нее, будто искал в лице ответ на собственные сомнения.
— Это всё, конечно, хорошо, но сейчас ты вот сидишь передо мной, и я вижу ровным счётом ни-че-го!
— А где Петя? — Эта фраза повисла в воздухе. Выражение удивления скользнуло по лицам остальных. Никто не знал ответ на вопрос. Пети никогда не было в их круге общения.
— Ты о ком вообще?
— Да как же вы не понимаете? Каждый раз, когда я иду к тебе, встречаю Петю. Он дворником работает. Постоянно бычки подметает за тобой и ругается по-взрослому. Я обещала тебя вразумить, да забыла опять на неделю. Вот, а сейчас вспомнила почему-то о нём.
— А какое это имеет отношение к разговору? Я, к слову, ещё не закончил свою мысль, — Второй недовольно покачал головой. Она резко встала, чуть не опрокинув стул.
— Тогда я спать! — хлопка двери не последовало, зато на столе оказался её телефон, забытый в спешке.
Мужчины переглянулись:
— Чего это она так взбесилась?
Первый, нахмурившись, посмотрел в след уходящей.
— Да кто их поймёт. Ещё по одной?
Настала очередь разлитого по стаканам молчания — каждый смотрел в свою точку, пытаясь уловить в тишине ответы на свои вопрошания. Время шло к утру, и свет на кухне смешался, превратившись в абсолютную кашу. То же было и в диалоге: слова слипались, а смысл ускользал.
— А всё же, куда действительно пропал Петя?
— Да чёрт его знает, может, в запой ушёл, — второй потянулся за своим стаканом и было хотел сделать глоток, да ничего во рту согревающего не оказалось.
— Это всё? — он задумчиво встряхнул стакан.
— Получается, что та… Хотя погоди. Рядом кругляк есть, можно туда наведаться. Пошли?
Приятели вышли из подъезда. Каждый из них заметил, хотя не подал виду, что под ногами валялись окурки. Казалось, некоторым из них было уже много дней, и никто так и не соизволил их подмести.
В магазине тихо хрипел радиоприёмник, мерно выплёвывая песню, похожую на колыбельную. Продавщица усталым взглядом окинула ранних забулдыг. Выбрав алкоголь подешевле, почти на пороге, один из них обернулся к женщине и спросил:
— А Петя куда подевался?
Продавщица, не меняя позы и выражения лица, молвила:
— Петруша наш? Царствие небесное его душе грешной…
Вместо того чтобы перекреститься, она глубоко и протяжно зевнула. Ответ ударил по приятелям, как молот по наковальне — они неосознанно вылетели наружу и застыли перед дверью. Второй держал покупки в обнимку, словно ребёнка. Солнце уже неприятно светило в глаза, гул машин наполнял улицу серым шумом.
— Это на поминки, получается. — сказал Первый, отобрав дитя у второго.
— Получается...
Вернувшись домой, они ворвались в спальню, где спала девушка. Их неразборчивый, возбуждённый крик заставил её открыть глаза. На лице читалась злость от раннего пробуждения, но новость о смерти Пети наполнила её взгляд печалью.
— В общем, мы решили проведать могилу.
— Значит, решено, идём, — сказала она.
— Да, но сейчас спать!
Второй демонстративно улёгся и почти тотчас же заснул, словно хотел убежать от вопросов, которые кружились над ним. Бутылки, оставленные случайно на подоконнике, прожили первую половину дня без своих пользователей. Когда солнце ушло из зенита, вся троица уже резвым шагом шла на встречу с Петей.
— А всё же, куда действительно пропал Петя?
— Да чёрт его знает, может, в запой ушёл, — второй потянулся за своим стаканом и было хотел сделать глоток, да ничего во рту согревающего не оказалось.
— Это всё? — он задумчиво встряхнул стакан.
— Получается, что та… Хотя погоди. Рядом кругляк есть, можно туда наведаться. Пошли?
Приятели вышли из подъезда. Каждый из них заметил, хотя не подал виду, что под ногами валялись окурки. Казалось, некоторым из них было уже много дней, и никто так и не соизволил их подмести.
В магазине тихо хрипел радиоприёмник, мерно выплёвывая песню, похожую на колыбельную. Продавщица усталым взглядом окинула ранних забулдыг. Выбрав алкоголь подешевле, почти на пороге, один из них обернулся к женщине и спросил:
— А Петя куда подевался?
Продавщица, не меняя позы и выражения лица, молвила:
— Петруша наш? Царствие небесное его душе грешной…
Вместо того чтобы перекреститься, она глубоко и протяжно зевнула. Ответ ударил по приятелям, как молот по наковальне — они неосознанно вылетели наружу и застыли перед дверью. Второй держал покупки в обнимку, словно ребёнка. Солнце уже неприятно светило в глаза, гул машин наполнял улицу серым шумом.
— Это на поминки, получается. — сказал Первый, отобрав дитя у второго.
— Получается...
Вернувшись домой, они ворвались в спальню, где спала девушка. Их неразборчивый, возбуждённый крик заставил её открыть глаза. На лице читалась злость от раннего пробуждения, но новость о смерти Пети наполнила её взгляд печалью.
— В общем, мы решили проведать могилу.
— Значит, решено, идём, — сказала она.
— Да, но сейчас спать!
Второй демонстративно улёгся и почти тотчас же заснул, словно хотел убежать от вопросов, которые кружились над ним. Бутылки, оставленные случайно на подоконнике, прожили первую половину дня без своих пользователей. Когда солнце ушло из зенита, вся троица уже резвым шагом шла на встречу с Петей.
Места могилы никто не знал. К счастью, неравнодушный гробовщик указал, куда идти. Под углом вбитый в землю крест стоял в промежутке между хаотично созданной свалкой из венков и сорняков и непонятно куда ведущей огромной ржавой трубой. На кресте была приторочена фотография Пети, сделанная кем-то по молодости.
"Так вот ты, значит, какой был," — подумали все трое почти одновременно, ощутив смешанное чувство стыда и тоски. — Петя, Петя… Как ты мог так с нами поступить? Кто теперь будет траву косить, да бычки подметать?
Девушка тихонько вздохнула, опустив взгляд к земле. Первый задумчиво произнёс:
— Знаете, а ведь мы с вами и понятия не имеем, был ли он счастлив или нет.
— Не знаю, как вам, а мне запах бензина и звук косилки, доносившиеся с улицы, всегда давали знать о наступившей весне.
Девушка прикрыла глаза, стараясь воссоздать в воображении тот шум.
Вечерняя синева потихоньку смещала с неба дневной зной, формируя на стыке горизонта прекрасный градиент.
Философы по-прежнему были с Петей, хотя первая половина этого свидания ушла на приготовления. Один перенёс цветы вместе с пластмассовой вазой к месту поминок, второй соорудил из мусора подобие стола, а она, в свою очередь, накрыла его.
Новая кухня устраивала друзей: тот же стол, те же питьё и закуска, разве что стены почернели, а на их поверхности выступили шрамы в виде изголовий кроватей мирно лежащих соседей.
"Так вот ты, значит, какой был," — подумали все трое почти одновременно, ощутив смешанное чувство стыда и тоски. — Петя, Петя… Как ты мог так с нами поступить? Кто теперь будет траву косить, да бычки подметать?
Девушка тихонько вздохнула, опустив взгляд к земле. Первый задумчиво произнёс:
— Знаете, а ведь мы с вами и понятия не имеем, был ли он счастлив или нет.
— Не знаю, как вам, а мне запах бензина и звук косилки, доносившиеся с улицы, всегда давали знать о наступившей весне.
Девушка прикрыла глаза, стараясь воссоздать в воображении тот шум.
Вечерняя синева потихоньку смещала с неба дневной зной, формируя на стыке горизонта прекрасный градиент.
Философы по-прежнему были с Петей, хотя первая половина этого свидания ушла на приготовления. Один перенёс цветы вместе с пластмассовой вазой к месту поминок, второй соорудил из мусора подобие стола, а она, в свою очередь, накрыла его.
Новая кухня устраивала друзей: тот же стол, те же питьё и закуска, разве что стены почернели, а на их поверхности выступили шрамы в виде изголовий кроватей мирно лежащих соседей.
— Господа, начнём, — после этих слов приятель, что был «рукой», принялся разливать алкоголь.
Первым стаканом на очереди был Петин. Не успела пасть и первая капля, как девушка спокойно прервала это действие лёгким движением руки:
— Куда льёшь! Ему зачем? Кто здесь бедные студенты? — Она резко встала, вскинув руки, и прокричала, что есть мочи:
— Мы все нищие! До последнего вздоха…
Вдалеке был тихо слышен протяжный гул автострады.
— Я нищая?! — ответа не последовало. Девушка мирно села на место. Её взгляд застыл на столе, сколоченном из шин и гнилого дерева.
«Бог с ним. Наливай,» — словно сказала она своим молчанием.
— Это традиции. Их нужно чтить, как свою мать, — первый крепче сжал бутылку и заполнил стаканы до половины. Когда он завершил ритуал, все снова сели на свои места. Второй и девушка дружно взялись за свои стаканы. Первый с минуту поглядел на них, точно оценивал, готовы ли они. Наконец и он поднял свой пластиковый сосуд.
— А всё-таки, мы-то с вами и вправду не стволы, а листья, — задумчиво произнёс он, вращая стаканчик из стороны в сторону.
— А я тебе о чём говорил!
Второй улыбнулся и в порыве радости вылил из своего стакана алкоголь на землю, укрывавшую бездыханное тело Пети. В тот же момент, он понял, что сотворил глупость и налил себе самовольно, только уже до краёв.
— Выпьем же, господа! За то, чтобы стволы не были нам преградами на пути к счастью!
Мрак вокруг словно сгустился, впитывая в себя резкий запах спиртного. Девушка закусила губу, и её голос прозвучал чуть дрогнувшим:
— Слушайте, а нам не нужно ли было сегодня что-то менять?
— Я, конечно, тебя понимаю. Но Петя, по-твоему, здесь просто так лежит? Прояви уважение.
Все трое взялись за свои пластмассовые стаканчики и, как принято, не чокаясь, выпили залпом тёплую пьянящую жидкость.
— Уххх, хорошо пошла, родимая. — первый выдохнул и ощутил внезапную слабость в коленях.
— Так, — она резко встала, будто собиралась убежать.
— Ты чего это? — второй тоже привстал, продолжая жевать конфеты, что нашёл на соседней могиле.
— Правильно делает, — вмешался первый, пожав плечами, — пусть сгоняет к гробовщику. Закусон-то мы забыли, господа.
— Ешь свои конфеты, а то и их отберут, — в шутку произнесла девушка.
Вдруг первый хрипло засмеялся:
— А вы прикиньте, что, если прожить жизнь за Петю? Стать дворником, подметать бычки там… Чё он ещё делал?
Первым стаканом на очереди был Петин. Не успела пасть и первая капля, как девушка спокойно прервала это действие лёгким движением руки:
— Куда льёшь! Ему зачем? Кто здесь бедные студенты? — Она резко встала, вскинув руки, и прокричала, что есть мочи:
— Мы все нищие! До последнего вздоха…
Вдалеке был тихо слышен протяжный гул автострады.
— Я нищая?! — ответа не последовало. Девушка мирно села на место. Её взгляд застыл на столе, сколоченном из шин и гнилого дерева.
«Бог с ним. Наливай,» — словно сказала она своим молчанием.
— Это традиции. Их нужно чтить, как свою мать, — первый крепче сжал бутылку и заполнил стаканы до половины. Когда он завершил ритуал, все снова сели на свои места. Второй и девушка дружно взялись за свои стаканы. Первый с минуту поглядел на них, точно оценивал, готовы ли они. Наконец и он поднял свой пластиковый сосуд.
— А всё-таки, мы-то с вами и вправду не стволы, а листья, — задумчиво произнёс он, вращая стаканчик из стороны в сторону.
— А я тебе о чём говорил!
Второй улыбнулся и в порыве радости вылил из своего стакана алкоголь на землю, укрывавшую бездыханное тело Пети. В тот же момент, он понял, что сотворил глупость и налил себе самовольно, только уже до краёв.
— Выпьем же, господа! За то, чтобы стволы не были нам преградами на пути к счастью!
Мрак вокруг словно сгустился, впитывая в себя резкий запах спиртного. Девушка закусила губу, и её голос прозвучал чуть дрогнувшим:
— Слушайте, а нам не нужно ли было сегодня что-то менять?
— Я, конечно, тебя понимаю. Но Петя, по-твоему, здесь просто так лежит? Прояви уважение.
Все трое взялись за свои пластмассовые стаканчики и, как принято, не чокаясь, выпили залпом тёплую пьянящую жидкость.
— Уххх, хорошо пошла, родимая. — первый выдохнул и ощутил внезапную слабость в коленях.
— Так, — она резко встала, будто собиралась убежать.
— Ты чего это? — второй тоже привстал, продолжая жевать конфеты, что нашёл на соседней могиле.
— Правильно делает, — вмешался первый, пожав плечами, — пусть сгоняет к гробовщику. Закусон-то мы забыли, господа.
— Ешь свои конфеты, а то и их отберут, — в шутку произнесла девушка.
Вдруг первый хрипло засмеялся:
— А вы прикиньте, что, если прожить жизнь за Петю? Стать дворником, подметать бычки там… Чё он ещё делал?
Девушка медленно закрыла глаза, представив этот нелепый вариант судьбы:
— А я тогда буду той кассиршей, что продаёт тебе шкалики на опохмел и не только!
— Это… стоять! А я кем тогда буду? — второй обвёл взглядом суетящихся друзей.
Тембр девушки резко переменился. Она как никогда раннее серьезно посмотрела ему в глаза и спустя мгновение произнесла:
— А ты будешь обывателем, брат. Судьба такая.
— А я тогда буду той кассиршей, что продаёт тебе шкалики на опохмел и не только!
— Это… стоять! А я кем тогда буду? — второй обвёл взглядом суетящихся друзей.
Тембр девушки резко переменился. Она как никогда раннее серьезно посмотрела ему в глаза и спустя мгновение произнесла:
— А ты будешь обывателем, брат. Судьба такая.
< 3 >
Женщины в снегу
Женщины в снегу
В скором будущем здесь появится повесть. Ее написание для меня является самым большим испытанием в жизни. Каждый раз, когда я сажусь за бумагу, мне приходится выворачивать все свои переживания, страхи и боль наружу. Надеюсь, когда-нибудь я выложу её сюда. Возможно, кто-то её прочитает, что навряд ли.
